Это будет общество из которого изгнан Бог, старая мораль, история.
Или общество в котором возродится Бог, вернется консервативная мораль и обретется “старая новая” история?
Это классическая семья, религия / идеология – как основа общественного объединения, биоморфная целостность организма, запрет на вторжение в мир зарождения жизни, гендерное двойное членение.
Или генедерная нейтральность, новая антропология в части однополых браков, биоморфическая свобода по моделированию человека как конструктора лего, мир зарождения жизни как ресурс для жизни осознавшей себя (клонирование, развитие опытов со стволовыми клетками и т.д.).
Именно это противостояние и формирует нерв современной истории и цивилизации.
Страны группируются на консервативные и либерально-трансгуманистические.
Не трудно догадаться, что Глобальный Юг – это в основном мир консерватизма.
В то же время, в рамках Глобального Запада и Вестернизированной Азии такой четкой однозначности пока нет.
Можно сказать, что борьба между двумя Антропосами проходит по живому внутри пока еще целостной ткани указанных выше глобальных кластеров.
Выборы в США – это не борьба между “хорошим” Байденом и “пророссийским” Трампом.
Это борьба двух Антропосов: консервативного Антропоса пуританской, евангелической Америки, страны покорителей Дикого Запада, морального стоицизма и ригоризма с новой Америкой либерального трансгуманизма демократов.
Примерно такой же внутренний разлом происходит и в ЕС, где есть консерватизм Венгрии, Словакии, части политикума Германии и Франции.
До выборов в Европарламент казалось, что в отличие от США, либеральный трансгуманизм ЕС стал уже политическим мейнстримом, господствующей идеологией.
Ужас прихода Трампа к власти в США для ЕС именно этим и объяснялся: либеральная трансгуманистическая Европа может сохраниться только в союзе с такой же либеральной трансгуманистической Америкой.
Страх перед Трампом – это ужас одиночества европейского Антропоса, окруженного консервативным миром.
Страх оказатся в антропософском одиночестве, один на один с угрозой внутренней консервативной революции (да, именно термин революция), особенно в среде мусульман и/или с агрессией окружающих ее консервативных глобальных кластеров из Азии и Африки.
Именно риском консервативной революции объясняется нежелание европейцев принимать в ЕС Турцию.
По той же причине правление ПиС и Качинского в Польше называли чуть ли не угрозой европейскому единству, а победу Туска на недавних выборах окрестили едва ли не спасением от консервативного реванша.
И когда Макрон назначает премьер-министром 34-летнего открытого гея – это не обычное событие, а позиционирование Франции в этом историческом противостоянии.
Точно также и заявления главы ЕЦБ Кристин Лагард о том, что приход к власти Трампа, будет означать “уход” США из Европы – это также констатация факта антропософской угрозы:
консервативная Америка не станет таким же активным союзником либерально-трансгуманистической Европы как прежде, так как модели антропосов уже не будут совпадать между собой.
Более того, если ЕС когда-нибудь распадется, то это произойдет не по причине экономики, а вследствие кристаллизации в ее структуре консервативного ядра стран, которые захотят создать альтернативный европейский консервативный проект.
Примерно такие же процессы идут и в Вестернизированной Азии, где Япония еще сохраняет относительно консервативный уклад, а Южная Корея уже больше либерально-трансгуманистическое общество.
Динамика противостояния двух антпропософских миров будет определяться их способностью к агрессии/обороне.
Пока консервативный мир в этом плане более динамичен, так как мобилизация общества лучше огранизовывается на классической системе ценностей, с основой в семье, со стальными обручами в виде идеологии и/или религии.
Но либеральный трансгуманистический мир также начинает выращивать собственную маскулинность, тем более, что такие возможности дает война в Украине.