By Belkorpus Но самым большим испытанием стала первая ночь – спать на металлических нарах без матраса было неудобно и очень холодно. Не помогали и ночные поверки – дважды за ночь всех будили, мы должны были встать и назвать имя и отчество на свою фамилию.
На следующий день нас уже кормили – ребята говорили, что еда лучше, чем в ЦИПе, и порции больше. После ужина мы завесили решётку на дыре в стене над дверью в камеру – там находился светильник ночного света который не использовался за ненадобностью, ведь верхний свет не выключался вообще. Так мы согрели камеру до отбоя, и на вторую ночь смогли кое-как поспать. С перерывом на поверки, конечно. В дальнейшем мы использовали этот способ постоянно.
В течении двух дней после этапа мы привыкли к расписанию – подъём, получение хлеба и сахара на весь день, поверка, завтрак, потом проверка с обыском всех и самой камеры, обед, снова поверка, снова обыск, потом ужин, поверка и долгожданный отбой. Мы видели разные смены коридорных, и поняли, что те, кто моложе, ведут себя хуже тех, что постарше. Седые уже мужчины выполняли свою работу спокойно и не пытались показывать, кто главный. Молодые сотрудники вели себя хамовато и любили поорать матом.
Почти все наши нехитрые просьбы – таблетки, бумага и мыло – выполнялись. Однако, видя отношение, мы даже не пытались просить что-либо из передач (которые должны были приехать сюда с нами). “Не верь, не бойся, не проси” – этот принцип действительно хорошо описывает реальность за решёткой.
Конечно же, ни передач, ни почты мы не получали – ещё одно нововведение, нарушающее законодательство. Всё, что арестованный должен был получить, пока находился в изоляторе, он получает при освобождении.
О прогулках даже говорить нечего – их попросту не было, и после “не положено” на вопрос о матрасе, стало понятно, что о них спрашивать бессмысленно.
То же касается душа – в Барановичах у нас был хотя бы оцинкованный таз, а в ЦИПе не было даже этого. Представляете себе 30 суток без возможности нормально помыться?
Так я провёл свой срок – в некомфортных условиях, которые скрашивал отличный коллектив. И приближение освобождения.
Когда меня выводили, седой конвоир спросил, не обращались ли они с нами слишком жёстко. На мой ответ, что по закону нам положены хотя бы матрасы, он ответил:
– Ты же понимаешь, это не я решаю, это решает начальство.
На следующий день нас уже кормили – ребята говорили, что еда лучше, чем в ЦИПе, и порции больше. После ужина мы завесили решётку на дыре в стене над дверью в камеру – там находился светильник ночного света который не использовался за ненадобностью, ведь верхний свет не выключался вообще. Так мы согрели камеру до отбоя, и на вторую ночь смогли кое-как поспать. С перерывом на поверки, конечно. В дальнейшем мы использовали этот способ постоянно.
В течении двух дней после этапа мы привыкли к расписанию – подъём, получение хлеба и сахара на весь день, поверка, завтрак, потом проверка с обыском всех и самой камеры, обед, снова поверка, снова обыск, потом ужин, поверка и долгожданный отбой. Мы видели разные смены коридорных, и поняли, что те, кто моложе, ведут себя хуже тех, что постарше. Седые уже мужчины выполняли свою работу спокойно и не пытались показывать, кто главный. Молодые сотрудники вели себя хамовато и любили поорать матом.
Почти все наши нехитрые просьбы – таблетки, бумага и мыло – выполнялись. Однако, видя отношение, мы даже не пытались просить что-либо из передач (которые должны были приехать сюда с нами). “Не верь, не бойся, не проси” – этот принцип действительно хорошо описывает реальность за решёткой.
Конечно же, ни передач, ни почты мы не получали – ещё одно нововведение, нарушающее законодательство. Всё, что арестованный должен был получить, пока находился в изоляторе, он получает при освобождении.
О прогулках даже говорить нечего – их попросту не было, и после “не положено” на вопрос о матрасе, стало понятно, что о них спрашивать бессмысленно.
То же касается душа – в Барановичах у нас был хотя бы оцинкованный таз, а в ЦИПе не было даже этого. Представляете себе 30 суток без возможности нормально помыться?
Так я провёл свой срок – в некомфортных условиях, которые скрашивал отличный коллектив. И приближение освобождения.
Когда меня выводили, седой конвоир спросил, не обращались ли они с нами слишком жёстко. На мой ответ, что по закону нам положены хотя бы матрасы, он ответил:
– Ты же понимаешь, это не я решаю, это решает начальство.
Самая главная пытка сейчас в изоляторах – это пытка нарушением сна. В ЦИПе к ней добавляют переполнение, но дают спать днём.
В нарушение КоАП, арестованным не выдаются постельные принадлежности, верхний свет не выключается, и дважды за ночь поднимают для сверки, не передаются передачи и почта, нет прогулок и душа. Это то, о чём мы должны писать жалобы и создавать петиции.
Сам я уже подготовил жалобы по поводу своего содержания в ЦИП Окрестина и СИЗО Барановичей – использовал сервис skarga.help. Я не надеюсь на то, что моя жалоба что-то изменит, но это то, что я должен сделать, потому что это лучший способ проявить солидарность с теми, кто всё ещё остаётся там.”