By Belkorpus При этом, государство слишком бедное для активных внутренних инвестиций.
2. По мере роста экономики и подушевого дохода, фактор дешевой рабочей силы постепенно исчезает.
Зато богатеет государство и внутренний рынок, появляются деньги на протекционисткую политику и покупку дорогих потребительских и инвестиционных товаров.
Фактор дешевой рабочей силы заменяется внутренним субсидированием производителей со стороны государства.
3. Фактор №1 и №2 уже не может выступать драйвером развития: зарплата выросла, возможности внутреннего субсидирования упираются в потолок предельной отдачи капитала.
Зато появляется емкий и платежеспособный внутренний рынок.
И вот на этой стадии, единственный выход для развивающейся страны, которая становится развитой – это трансформировать свою национальную валюту в мировую, резервную.
Только через обмен своего фиата на чужие материальные ресурсы можно преодолеть пределы роста.
Есть, конечно, фактор технологий, но по мере развития науки в Азии, доминирование Запада в контексте промышленной революции становится все призрачнее.
По сути, Китай хочет стать “азиатскими США” и провести глобальную “юанизацию”.
Это примерно то, о чем говорят в США: суть глобального доминирования – это способность заставить мир “отзеркаливать себя”.
И в Вашингтоне хотят, чтобы мир отзеркаливал США, а не Китай.
Экспортоориентированная экономика Поднебесной будет существенно переформатирована.
Трансформируя юань в мировую валюту, Китай будет развивать свой рынок капитала и усиливать выпуск долговых инструментов в юане.
Попутно раскрывая свой рынок для других стран, в которые он вкладывает инвестиции.
Для достижения своих целей у Китая даже есть свой аналог МВФ и Всемирного банка – Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ) и проект “Новый шелковый путь”, который больше про инвестиции и влияние, чем про обычный транзит.
В аналитическом отчетм американского разведывательного сообщества “Альтернативные миры”, Китай назван одним из драйверов мировой экономики будущего, а США там назвали “заглохшим двигателем”, упомянув также о факторе “джинна из бутылки” – усиление неравенства и социальной турбулентности в Шататах.
О противостоянии США и Китая интересно почитать у Рэя Далио в контексте его коцепции 6 этапов глобального могущества.
Ну а пока, Китай увеличил свои внешние расчеты в юане с 0,3% до 53%.
Это и есть глобальная юанизация.
Когда-то внешняя торговля США шла в английских фунтах, точно также, как и торговля Китая в долларах.
Скорее всего, юанизация пройдет быстрее долларизации.
В этом контексте очень интересна судьба Австралии и Новой Зеландии.
Есть первый географический закон Тоблера: все сотрудничают друг с другом, но те, кто ближе взаимодействуют сильнее.
Несколько лет назад этот закон почти реализовался в синоцентричерй модели зоны свободной торговли в Азии – Всестороннего регионального торгового партнерства, в которое вошли 10 стран АСЕАН, плюс Китай, Австралия, Новая Зеландия, Южная Корея и Япония.
Новая Зеландия свой выбор сделала, отказавшись от военных блоков с США.
Австралия пока “мечется”, не понимая, стоит ли ей “ответить за Тайвань” или нет: призрак катастрофы под Галлиполи до сих пор бродит на материке кенгуру и утконоса.
Незаметная на первый взгляд, но очень серьезная трансформация геополитических приоритетов происходит в Южной Корее.
Япония – это азиатский аналог Германии в части способности на собственный геополитический маневр (фантомные боли Второй мировой до сих блокируют суверенитет на глобальном уровне).
В этой связи, можно, сделать осторожный прогноз: будущее индо-пасифии определит маневр Австралии и Южной Кореи между Китаем и США.