Что мы имеем сейчас? Примерно 700 тысяч контрактников и неизвестное количество оставшихся «мобиков» …

Что мы имеем сейчас? Примерно 700 тысяч контрактников и неизвестное количество оставшихся «мобиков» служат на территории Украины, и все они не имеют никакой возможности вернуться домой, кроме как в инвалидной коляске или в черном пакете! 

А ведь многие «добровольцы» заключали контракт ВСЕГО на один год, рассчитывая достойно заработать и вернуться домой богатым человеком. По факту же имеем тысячи жалоб на то, что военнослужащие не могут вырваться домой даже в отпуск (а им по закону положено два двухнедельных отпуска в год без учета времени на дорогу до дома). Все, кто шли на контракт, были цинично и подло обманут государством! По сути, все контракты являются бессрочными, поскольку не могут быть расторгнуты до указа о демобилизации. 

Пожизненные контракты, при том, что в каждом из них прописан срок окончания – это правовой абсурд, возможный только в нашей стране! 

Какой смысл с юридической точки зрения тогда в указании срока действия контракта в 1 год?! Если всем, кто подписал его на этот срок, в первый же день в учебке объявили: «Ты тут, сынок, НАВСЕГДА. И забудь всё, что тебе ранее обещали и говорили! Тут ты всего лишь бесправный раб, единственная цель которого – своим телом проложить дорогу последующим смертникам!»

Невольно всплывают в памяти исторические аналогии, когда крепостных крестьян насильно отдавали в солдатчину на 25 лет, что по тем временам означало «навсегда». Поэтому в народной традиции проводы в армию очень напоминали похороны. С той лишь разницей, что покойники не ехали в гробах на погост, а понуро брели под конвоем пристава на сборный пункт. Условия службы были столь суровыми, что даже в мирное время 3-5% рекрутов гибли от болезней и изнеможения, так что доживали до «дембеля» лишь редкие счастливчики. Правда, «на гражданке» их никто не ждал, поэтому максимум, на что они могли рассчитывать – богадельня при монастыре.

Сейчас мы наблюдаем чудовищный ренессанс этого военно-крепостного права, причем в гораздо более диких формах. В русской армии XVIII – первой половины XIX века самым жестоким наказанием был прогон сквозь строй, когда провинившегося волочили вдоль шеренги солдат, осыпавших бедолагу ударами шпицрутенов – длинных ивовых хлыстов или металлических прутьев. Пять тысяч ударов считались смертельными, поэтому даже существовал обычай растягивать удовольствие – бить за раз не более трех тысяч раз, а остальные порции наказания применять по мере выздоровления наказанных. Особо подчеркивалось, что наказуемый во время экзекуции должен находиться в сознании, и упавшим без чувств доктор давал понюхать нашатыря.

Сегодня же меры военного воспитания стали еще более грубыми. Провинившихся сажают в ямы, раздевают до гола, привязывают к дереву, безжалостно избивают на подвалах, и если провинившийся отказывается выполнять то, что хочет начальство, его просто обнуляют, то есть расстреливают. На этом фоне отправка «в штурма», то есть перевод в штрафное штурмовое подразделение, выглядит верхом гуманности – там есть, пусть небольшой, но шанс выжить, получив тяжелое ранение, повлекшее инвалидность.

Вот почему, когда мобиков стали принудительно переводить на контракт, протестующих было мало. С отдельными бузотерами разобрались описанным выше способом, а остальные послушно подписали все бумажки, что им подсунули. Полное бесправие и попрание человеческих конституционных прав! Но кому есть до этого какое-то дело? Человеческая жизнь в России обесценилась даже больше, чем в период крепостничества и рекрутчины.

Гражданским людям трудно понять логику военного руководства, когда то с маниакальным упорством перемалывает личный состав в бессмысленных штурмах. Между тем логика в этом есть. Расчет делается на то, что, используя преимущество в живой силе, удастся таким образом сточить силы противника и продвинуться вперед на несколько сотен метров. И далее кровавая мясорубка повторяется.